Первая Градская больница

Колоноскопия, выполненная Андреем Игоревичем Михиным, выявила «объемную циркулярную опухоль ректосигмоидного отдела толстой кишки». Врач смог выполнить биопсию, несмотря на выраженную контактную кровоточивость опухоли.

- Вы примерно понимаете, в чем дело, да?, - начал врач. - Вам нужна операция. Откладывать нельзя, опухоль крупная. Вы еще достаточно молодая женщина, противопоказаний быть не должно. 

Доктор объяснил нам, что главная опасность состоит в возникновении непроходимости кишечника по причине того, что опухоль стенозировала (сузила) просвет кишечника до 5 мм (!). Оперативно связавшись с коллегой - хирургом, эндоскопист сообщил, что операцию можно провести здесь же, но только дней через 10 – по возвращению хирурга из командировки. До этого времени нам следовало пройти ряд обследований. Мы согласились.

Поблагодарив врача за внимательность и грамотное информирование, мы сели отдохнуть на первом этаже хирургического корпуса Первой Градской. Я стала искать в интернете, что такое «циркулярная опухоль». Врач не назвал её «раком», и во мне всё ещё сохранялась надежда на доброкачественную опухоль. Но первая же позиция выдачи Яндекса больно ударила по глазам.

- Ну, что пишут?, - спросила мама.

- Непонятно, только гистология может определить, - ответила я. Результат гистологии нам обещали в течение недели.

Больше всего в жизни мне тогда хотелось, чтобы это оказался полип. Просто большой и безобидный полип толстой кишки. Такие, хоть и редко, но бывают, я читала. Но внутри меня будто что-то надломилось.

В тот же день мы оказались на приеме у врача-колопроктолога Алексея Юрьевича Герасимова, который оказался не менее внимательным специалистом, чем его коллега Андрей Игоревич. Расспросив о симптомах, он дал рекомендации по питанию и поведению, которые позволят избежать возникновения острой кишечной непроходимости.

- Для понимания распространенности процесса и последующей госпитализации вам нужно будет пройти эти обследования, - сказал он, протягивая листок со списком. Объяснив суть каждого, он пожелал нам удачи. Мы попрощались.

К этому дню мама практически перестала есть – аппетит исчез полностью. После этого дня она стала только пить. И то изредка.

- Распространённость процесса… неужели всё-таки рак?..., - я терялась в мыслях, глядя на купол Храма Иконы Божией Матери "Знамение". Храм находится при Первой Градской больнице и хорошо виден из окон 4-го этажа хирургического отделения.

Спустя полчаса мы уже записались на все основные обследования: МРТ малого таза, КТ грудной клетки и брюшной полости, ЭКГ, Эхо-КГ, сдачу крови, УЗИ вен нижних конечностей. Меня приятно удивило, что консультанты отделения платных услуг Первой Градской не только общаются очень вежливо и доброжелательно, но и отлично владеют темой. По каждому типу обследования мы получили рекомендации относительно подготовки. Все обследования были назначены на ближайшие 3 дня.

Уже на следующий день мы выполнили МРТ малого таза с внутривенным контрастированием. Обследование мама перенесла нелегко: утомили специфические звуки. Заключение выдали минут через 45. Молодая врач вежливо подала результат и сказала: «Для лечащего врача». Мы встретились глазами. Она быстро их отвела. Ей было как будто бы неудобно.

Мне казалось, что это страшный сон, и вот-вот меня разбудят. Мои глаза забегали по строчкам: «МР-стадия – T4b», «формирование многокамерного абсцесса 8,3 x 4,5 см», «вовлечение левого яичника»…

- Но какая же тогда стадия? Что с местными лимфоузлами?, - мелькали вопросы в моей голове.

Наконец, вижу: «T4b N2 Mx». К тому моменту я вычитала, что Т4 означает четвертую, последнюю стадию рака. Но я забыла, что значит двойка у буквы N, и X у буквы M. Быстро ввела в интернет: множественное поражение регионарных лимфоузлов, определить наличие отдаленных метастазов невозможно. 

По мере понимания диагноза я поочередно краснела и бледнела. 

- Что там, совсем плохо?, - спросила мама.

- Сейчас…, - ответила я и отвернулась. Мне отчаянно хотелось скрыть слёзы, а они предательски полились из глаз. Горло сковал спазм.

- Да не расстраивайся ты так, я знала… - начала мама.

Обхватив голову руками, я почти физически ощутила, как земля уходит из-под ног. Села на лавочку, пытаясь утихомирить слёзы или хотя бы не дать себе зарыдать в голос. Хотелось просить у мамы прощения и наконец проснуться от этого жестокого "сна". Так продолжалось несколько минут.

«Маме же тяжело, надо ехать домой, отдыхать. Боже, ну почему же сразу 4-я стадия, как такое может быть? ведь она сдавала анализ на скрытую кровь...», - мысли крутились в голове, путаясь друг о друга. Мы ушли из клиники. Прогулялись до Октябрьской пешком. По пути мама успокаивала меня, говорила, что чувствовала. А на меня всей своей невыносимой тяжестью свалилось чувство вины: почему я не уговорила ее раньше сделать колоноскопию? Почему не придавала особого значения ее жалобам на утомляемость и слабость?

Мы спустились в метро. Нам надо было ехать в разные стороны: ей – домой, а мне – на юг города, в аптеку за энтеральным питанием Нутридринк. Заключение МРТ я взяла с собой.  «Она ведь сейчас уедет от меня», - фраза с глупым намеком так и вертелась в моей голове. Подступили опять слёзы. Подходил поезд. Я взглянула на маму – её глаза тоже стали влажными. Она зашла в вагон и, смотря на меня из окна, попыталась изобразить улыбку. Её поезд тронулся. Я постаралась ответить тем же, но у меня ничего не вышло. Я пошла на противоположный перрон. Сердце бешено колотилось, отдавая болезненной пульсацией в голове. «Успокойся, тут действовать надо, а не плакать», - строго сказала я себе и отправилась в аптеку.

По пути я снова и снова перечитывала заключение МРТ и в итоге решила, что инвазия в левый яичник – это не так и плохо, ведь кроме него есть еще правый яичник, сама матка и придатки. Хотелось найти хотя бы что-то хорошее, зацепиться пусть за ничтожный, но шанс на исцеление. Возможно, процесс не настолько распространен? – задавала я себе вопрос. И чувствовала, как надежда в моей душе возрождается. Тот день я запомнила очень четко. На календаре было 24 сентября. 

В последующие дни мы прошли остальные обследования. Всё получилось оперативно, поскольку мы делали их на платной основе. ЭКГ и Эхо-КГ мы выполнили в Инвитро. Анализ крови сдали там же. Он тоже свидетельствовал об остром воспалительном процессе. Из интернет-источников я узнала, что абсцесс при раке означает распад опухоли. А распад - это сложный процесс, при котором зачастую уже слишком поздно проводить хирургическое вмешательство. Мама ходила на обследования с большим трудом, кое-как сбивая температуру и боли приемом Анальгина. Но состояние ее ухудшалось с каждым днем. Это было заметно. Она почти перестала пить: стал болеть желудок и пищевод.

Перечитав массу источников о колоректальном раке, я с замиранием сердца ждала результатов КТ: она покажет наличие отдаленных метастазов. И молилась, чтобы их не было.

Удивительно, но на КТ мы шли с приподнятым настроением. Светило солнце, было тепло. Почему-то на душе у меня стало легко. И даже почти двухчасовое ожидание результатов КТ это чувство не изменили. Наконец, мне дают заключение в трех листах. Читаю сначала про брюшную полость. Там снова про абсцесс и лимфоузлы. По характеристикам остальных органов я понимаю, что печень чистая (колоректальный рак часто метастазирует в печень). На глаза снова выступают слёзы, на этот раз – от радости: возможно, не всё так плохо?

Следующий лист про грудную клетку. «Образование плевры справа». «Плеврит», - решаю я и радостно сообщаю маме, что всё хорошо.

С легким сердцем мы отправляемся домой. В метро я снова достаю заключение и перечитываю «Образование плевры справа (mts)». Сокращение mts почему-то я увидела только сейчас. Метастаз в лёгком, - доходит до меня. Чувствую, как от головы отлила кровь и похолодели руки. «Но ведь он один, а это, наверное, неплохо. Почитаю», - решаю я и снова запрещаю себе слёзы.